Осень натянула на город капюшон, от чего он стал казаться ещё более тёмным, угрюмыv. Даже в во влажном воздухе сумрака синий мох, призванный по природе своей питаться чужими эмоциями: грустью, болью, радостью, потемнел, местами подвял. Нет, эмоций было много. Люди так же торопились жить, любить, ненавидеть. То сам мох своей маленькой, но имеющейся, душонкой приуныл. С деревьев под тяжёлыми каплями дождя слетали листья, неумолимо приближая зиму. Москва становилась серой, грубой, а люди всё менее приветливы. В одном из московских переулков, в небольшой пивнушке в полутьме и табачном дыме, сидела группа молодых людей, устроившись в самом уютном уголке сего заведения. Незнакомцы, судя по взглядам остальных посетителей, не могли быть безразличны окружающим. Кто-то впивался в спины компании злобным, полным ненависти взглядом, кто-то одобряюще и, на сколько позволяло осеннее настроение, весело улыбался им, коль взгляды встречались. А что же сама компания?
Молодые люди будто забыли о времени года, забыли об окружающих их людях. Иные забыли на это время даже о войнах, дуэлях, обо всём, что способно было им помешать сейчас улыбаться. Вот тот, кто сидел во главе стола, поднялся, гордо выпрямился со всей пологающей его должности честью, демонстративно поднял бокал. Вслед за этим жестом поднялась и вся компания со своими бокалами, понимающе посмотрела в глаза вожаку и в одним голос, с наслаждением произнесла, поднимая бокалы над головами: "СТАЯ!"
Бармен, молодой оборотень, работающий уже года 4 в этом кафе, улыбнулся и наконец сделал то, чего не мог позволить себе весь день, оторвал листочек своего календаря, переводя свою жизнь на 1 ноября, день, когда эта весёлая компания в углу, первый раз подняла свой стяг над Иной Москвой, прорычав гордое имя Стая. "С днём рождения, друзья",- прошептал он и принялся за работу."